Балашова Анастасия Игоревна,
ЧОУ ВО «Омская юридическая академия», г. Омск
Научный руководитель: Маланина Екатерина Николаевна, и.о. заведующего кафедрой гражданского права ЧОУ ВО «Омская юридическая академия»
Федеральным законом от 8 марта 2015 года № 42-ФЗ [11] в Гражданский кодекс Российской Федерации (далее – ГК РФ) была введена статья 434.1 «Переговоры о заключении договора», что обозначило фактическое нормативное закрепление в гражданском законодательстве нашей страны института преддоговорной ответственности.
Хочется отметить, что институт culpa in contrahendo (вина в переговорах (лат.)) получил признание в большинстве стран континентального права (в частности, в итальянском, французском, немецком, бельгийском, швейцарском, голландском, португальском и греческом праве) и закреплен в ряде основополагающих актов [10]. О необходимости закрепления специальной нормы о преддоговорной ответственности так же указано в п. 7.7 раздела V Концепции развития гражданского законодательства [14]. Кроме того, «анализ практики заключения договоров в сфере предпринимательских отношений показал, что стороны нередко заключают на преддоговорных стадиях различного рода соглашения о намерениях, меморандумы о взаимопонимании, пытаясь тем самым в той или иной степени регулировать свои преддоговорные контакты, создавать механизмы защиты собственных интересов на этой стадии» [1]. Поэтому, на наш взгляд, представляется трудным недооценить шаг, сделанный российским законодателем в направлении установления правового регулирования стадии переговоров о заключении договора. Тем не менее, нельзя сказать, что само по себе введение 434.1 статьи в ГК РФ, поставило точку в дискуссии о правовой природе института преддоговорной ответственности, скорее, наоборот, на сегодняшний день этот вопрос зазвучал острее, ведь представляется, что определение юридической сущности любой ответственности позволит нам обозначить вектор ее применения. Таким образом, законодатель, по сути, ввел указанную выше норму, закрепил тем самым некую возможность защиты добросовестных участников переговоров, однако не обозначил механизм осуществления этой защиты. Так же интересным кажется соотношение института преддоговорной ответственности с принципом свободы договора, прямо регламентированным статьей 421 ГК РФ.
Итак, начнем с того, что среди большинства зарубежных стран, которые, так или иначе, ввели преддоговорную ответственность на законодательном уровне, не сложилось единого мнения не только о понятии данной ответственности и пределах ее применения, но и по поводу правовой природы самого явления culpa in contrahendo. Преимущественно, противоборство складывается между двумя исторически возникшими и законодательно закрепленными подходами к определению характера преддоговорной ответственности: квазиконтрактным (ФРГ, Австрия, Швейцария, Греция, Эстония и др.) и деликтным (Франция, Бельгия, Испания, Италия, Финляндия и др.).
Необходимо отметить, что впервые «доктрина преддоговорной ответственности была обоснована немецким правоведом Рудольфом фон Иерингом, который выделил основания преддоговорной ответственности, ее виды и понятие» [8]. Возмещение убытков на стадии переговоров основывалось им на договорном иске, что нашло свое отражение и в ныне действующей редакции Германского гражданского уложения (далее – ГГУ). Так, например, § 118 ГГУ устанавливает, что «волеизъявление, сделанное без серьезного намерения в расчете на то, что отсутствие такого намерения будет замечено, недействительно» [5]. В § 122 ГГУ закреплено правило о том, что «если волеизъявление считается недействительным согласно § 118 либо оспорено на основании § 119, 120, то лицо, изъявившее волю, должно при условии, что волеизъявление следовало сделать определенному лицу, возместить этому лицу (а в противном случае любому третьему лицу) убытки, понесенные другой стороной или третьим лицом вследствие их уверенности в действительности волеизъявления, однако не свыше размера выгоды, которую другая сторона или третье лицо извлекли бы в случае действительности волеизъявления» [6]. Согласно § 241, 311 ГГУ «вступление в переговоры о заключении договора» [7] регулируется общими положениями об обязательствах, что непосредственно и указывает нам на суть самой квазиконтрактной теории – последствия недобросовестного ведения переговоров о заключении договора идентичны последствиям неисполнения или ненадлежащего исполнения такового.
Сходные положения закреплены и в § 869 Всеобщего гражданского кодекса Австрии. «Согласие на заключение договора должно быть выражено свободно, серьезно, определенно и понятно. Лицо, которое с целью обделения другого лица прибегает к неясным выражениям или предпринимает какие-либо действия только для видимости, обязано возместить причиненный вред и упущенную выгоду пострадавшему от его действий лицу» [3].
Иначе положения о преддоговорной ответственности трактуются Кодексом Наполеона (далее – ФГК). Так, в соответствии со статьей 1382 указанного акта «любое действие человека, причиняющего другому вред, обязывает лицо, виновное в его причинении, этот вред возместить» [4], что, по сути, является реализацией принципа генерального деликта. В связи с этим, преддоговорная ответственность ограничивается рамками деликтного правоотношения.
Анализируя вышесказанное, на наш взгляд, не то чтобы сложным представляется сделать выводы о преимуществе того или иного подхода к определению природы рассматриваемой нами ответственности, сколько неправильным, ибо изначальная разность правопорядков диктует индивидуальный характер вплетения института culpa in contrahendo в гражданское законодательство различных стран. Поэтому легитимное закрепление любого правового института, как нам кажется, должно происходить при непосредственном соотношении с основополагающими принципами действующего законодательства. В этой связи, далее, попробуем оценить положения о преддоговорной ответственности, предлагаемые российским законодателем.
Согласно Принципам международных коммерческих договоров (Принципы УНИДРУА), в частности пунктами 1 и 2 статьи 2.15 «Недобросовестные переговоры» соответственно установлено следующее: «Сторона свободна проводить переговоры и не несет ответственности за недостижение согласия» и «однако сторона, которая ведет или прерывает переговоры недобросовестно, является ответственной за потери, причиненные другой стороне» [13], что, кстати, зеркально, слово в слово, отразилось в пунктах 1 и 2 статьи 434.1 ГК РФ. Важно отметить, что по своей правовой природе «Принципы УНИДРУА» не являются юридически обязательным документом, они не относятся ни к международно-правовым соглашениям (договорам, конвенциям), ни к обычаям» [12]. Эти правила разработаны в рамках межправительственной организации в качестве средства регулирования международных торговых контрактов и представляют собой автономную систему, не связанную ни с международным, ни с каким-либо национальным правом. Тогда в данном случае сам собой возникает вопрос: «Зачем российский законодатель вообще прибегнул к фактическому переносу в правовую систему отечественного гражданского права указанных «принципов», причем, без какой либо их адаптации».
Обратимся теперь непосредственно к тексту самой статьи 434.1 ГК РФ. В частности, пунктом 1 статьи 434.1 ГК РФ закреплено, что участники гражданского оборота свободны в проведении переговоров о заключении договора, то есть, законодатель в качестве общего правила исключает возможность ответственности за не заключение договора, что в полной мере согласуется с принципом свободы договора. Что касается, пункта 2 названной статьи, то здесь законодатель устанавливает специальное ограничение общего правила, согласно которому участники переговоров обязаны действовать добросовестно, в противном случае, вступают в действие правила о преддоговорной ответственности, предусмотренные пунктом 3 статьи 434.1 ГК РФ. И, если, категория «потери, причиненные другой стороне» никак не определена УНИДРУА, то есть, не ясно, подлежит ли в данном случае удовлетворению «отрицательный» или «положительный договорный» интерес, то пункт 3 статьи 434.1 говорит нам о том, что «убытками, подлежащими возмещению недобросовестной стороной, признаются расходы, понесенные другой стороной в связи с ведением переговоров о заключении договора, а так же в связи с утратой возможности заключить договор с третьим лицом». «Представляется, что при такой трактовке убытков, подлежащих возмещению на преддоговорной стадии, ответственность culpa in contrahendo, по сути, сближается с деликтной, которая также в ее классическом понимании направлена на восстановление положения, существовавшего до момента совершения правонарушения», однако не все так просто. Важно подчеркнуть, что в комментарии [2] к вышеуказанной статье прямо говорится о невозможности применения к данной ситуации общих правил определения убытков согласно статьям 328 и 393 ГК РФ, при этом авторы упоминают о неких специальных правилах исчисления убытков, которых, по сути, нет.
Итак, возвращаясь к вопросу об определении правовой природы преддоговорной ответственности, представляется интересным тот факт, что, российский законодатель не пошел по пути рецепции ни немецкой, ни французской модели преддоговорной ответственности, о чем напрямую свидетельствует ряд положений статьи 434.1 ГК РФ. Во – первых, вышеназванная статья исключает применение 393 статьи ГК РФ, что сразу же лишает нас возможности апеллировать к квазиконтрактной теории определения убытков, вызванных несостоятельностью переговоров. Во – вторых, даже, если исходить из буквального толкования пункта 3 статьи 434.1, нельзя в данном случае говорить и о деликтном подходе к определению сущности преддоговорной ответственности, ибо пункт 8 статьи 434.1 предполагает применение наряду с правилами 434.1 так же правил главы 59 ГК РФ, что еще раз подчеркивает разность деликтной ответственности и ответственности, предлагаемой статьей 434.1. Кроме того, по правилам пункта 3 статьи 434.1 недобросовестная сторона на ряду с расходами, понесенными другой стороной в связи с ведением переговоров (именуемыми в доктрине как «удовлетворение отрицательного договорного интереса»), обязана возместить расходы, связанные с утратой возможности другой стороны заключить договор с третьим лицом. Речь идет о так называемом институте компенсации потери шанса (loss of chance) на получение прибыли, если переговоры были сорваны по причине недобросовестности одного из участников переговоров. Однако, в данном случае не ясно, подлежит ли компенсированию некая абстрактная возможность заключить договор вообще с любым третьим лицом, или все же необходимо будет доказать существование реальной возможности заключения договора с конкретным субъектом гражданского оборота? Притом, еще более сложным кажется определение размера подобных расходов.
Как известно, российское гражданское законодательство строится в соответствии с некими основополагающими началами – принципами. Из статьи 1 ГК РФ усматривается, что таковыми являются, во-первых, принцип свободы договора, а, во-вторых, принцип добросовестности участников гражданских правоотношений, при этом, указанные принципы признаются аксиологически равными, то есть их противопоставление не допустимо. Однако, в связи с ведением в ГК РФ нормы о переговорах о заключении договора, которая основана как на том, так и на другом принципе, возникает проблема не только соотношения правил 434.1 статьи с принципом свободы договора, но и соотношения указанных принципов между собой.
Итак, если пункт 1 статьи 434.1 ГК РФ по смыслу является своеобразным продолжением принципа свободы договора, а именно, одного из его элементов – «свободы от договора», то пункт 2 статьи 434.1 ГК РФ предполагает ограничение этого принципа положениями о добросовестности, что на практике скорее всего приведет к взаимоисключению указанных принципов, и как следствие, к защите либо «негативной», либо «позитивной» свободы договора. Таким образом, «реализация принципа свободы договора в регулировании преддоговорной ответственности является двойственной» [9].
Ко всему прочему, на наш взгляд, пункт 2 указанной статьи вообще является порочным с точки зрения юридической техники. Так законодатель в первом абзаце пункта 2 устанавливает: «… стороны обязаны действовать добросовестно, в частности не допускать вступления в переговоры или их продолжения при заведомом отсутствии намерения достичь соглашения с другой стороной», то есть, здесь, в принципе, законодатель ограничился частным случаем проявления недобросовестности, фактически предполагая открытый перечень действий сторон, которые могут быть признаны недобросовестными на стадии переговоров. Однако абзацем 2 пункта 2 статьи 434.1 предлагаются только два конкретно определенных условия для признания участника переговоров о заключении договора недобросовестным.
Подводя итог всему вышесказанному, несомненно, законодательное закрепление института преддоговорной ответственности в российском гражданском праве представляется оправданным не только исходя из положительного опыта зарубежных стран в рассматриваемой области, но и с точки зрения фактического наличия преддоговорных соглашений между участниками гражданского оборота в Российской Федерации. Однако, статья 434.1 ГК РФ в ныне существующей редакции носит, по сути, только лишь декларативный характер. Поскольку вопрос о правовой природе преддоговорной ответственности так и остался открытым, невозможно, на наш взгляд, и дальнейшее развитие института culpa in contrahendo в отечественном гражданском праве. Если все же рассматривать преддоговорную ответственность не в качестве подвида деликтной или договорной ответственности, а как самостоятельный вид гражданско-правовой ответственности, то в первую очередь необходимо установить определенный механизм ее применения, в частности правила определения и исчисления потерь, понесенных добросовестным участником переговоров.
Список использованной литературы:
- Богданов В.В. Гражданско-правовая ответственность в преддоговорных отношениях // Журнал российского права. 2010. № 2. С. 124 - 135.
- Борисов А.Н., Ушаков А.А., Чуев В.Н., Комментарий к разделу III "Общая часть обязательственного права" части первой Гражданского кодекса РФ (главы 21 - 29)// СПС Консультант плюс.
- Всеобщий гражданский кодекс Австрии // Пер. с нем. С.С. Маслов. М.: Инфотропик Медиа, 2011. С. 151.
- Гражданский кодекс Франции (Кодекс Наполеона) //Пер. с фр. В.Н. Захватаева. М.: Инфотропик Медиа, 2012. С. 377.
- Гражданское уложение Германии: Вводный закон к Гражданскому уложению // Пер. с нем.; Науч. ред. В. Бергманн и др. 3-е изд., перераб. М.: Волтерс Клувер, 2008. С. 95.
- Гражданское уложение Германии: Вводный закон к Гражданскому уложению // Пер. с нем.; Науч. ред. В. Бергманн и др. 3-е изд., перераб. М.: Волтерс Клувер, 2008. С. 95.
- Гражданское уложение Германии: Вводный закон к Гражданскому уложению // Пер. с нем.; Науч. ред. В. Бергманн и др. 3-е изд., перераб. М.: Волтерс Клувер, 2008. С. 95.
- Крашенинников П.В. Гражданский кодекс Российской Федерации. Международное частное право. Постатейный комментарий к разделу VI; // СПС Консультант Плюс
- Комарицкий В.С., Реализация принципа свободы договора в регулировании преддоговорной ответственности // Юрист. 2015. № 5. С. 18-22.
- Мазур О.В. Преддоговорная ответственность: анализ отдельных признаков недобросовестного поведения // Закон. 2012. № 5. С. 197 - 205.
- О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации: федер. закон от 08.03.2015 г. № 42-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2015. № 10, ст. 1412.
- Подшивалов Т.П. Преддоговорная ответственность и совершенствование гражданского законодательства // Право и экономика. 2010. № 9
- Разработан Международным институтом унификации частного права (УНИДРУА) в 2004 г. Новая редакция Принципов принята на 83-й сессии Совета УНИДРУА.
- Электронный ресурс: http://www.privlaw.ru/vs_info8.html (дата обращения: 01.11.2015 г.).