Неупокоева Ольга,
ЧОУ ВО «Омская юридическая академия»
Любому человеку, которому, так или иначе, приходилось сталкиваться с уголовным законом, известно, что терминология данной отрасли права не ограничивается наименованием различных преступлений. Данная доля является незначительной на фоне тех, что открывает перед собой общая часть: институты множественности и соучастия, виды наказаний, обстоятельства, исключающие преступность и наказуемость деяния, и многое-многое другое. Каждый институт обладает своей специальной терминологией.
Неудивительно, что такая терминология по определению не может быть единой во всех государствах. На это существует множество причин, начиная с языкового барьера, заканчивая спецификой исторического развития данной отрасли права в конкретном государстве. От этого могут возникнуть проблемы и в понимании точного смысла, который хотел вложить законодатель в конкретный термин.
Для сравнения терминологии с целью выделения правил наиболее эквивалентного перевода, можно обратиться фактически к двум любым документам, которые отражают специфику уголовного закона в различных государствах. В России выбор, очевидно, падет на Уголовный кодекс Российской Федерации, как единственный источник уголовного права в российском законодательстве. Среди англоязычных источников выбор сделать далеко не так просто по причине отсутствия кодифицированного законодательства и, как следствие, наличия его норм во множестве источников. Наиболее целесообразно обращение к Модельному уголовному кодексу США 1962 года[1], который хоть сам по себе не является источником права, но положил начало созданию общего языка уголовного закона для всех штатов.
Рассмотрим некоторые положения общей части, которые могут доставлять сложности при переводе используемой для их обозначения специальной терминологии.
Так, первый вопрос будет связан с делением преступлений на категории в зависимости от степени тяжести. Так, в РФ выделяют преступления особо тяжкие, тяжкие, средней и небольшой тяжести, в то время как в США принято деление на ‘felonies’, которые, в свою очередь, ещё относятся к одной из трех степеней, ‘misdemeanors’ и ‘petty misdemeanors’. Можно отметить, что в США не существует такого явления как административные правонарушения, поэтому может возникнуть спор относительно того, чем по своей сути являются ‘petty misdemeanors’, правонарушениями или преступлениями. Принимая во внимание то, что Модельный уголовный кодекс США отражает правоотношения, которые корреспондируют с уголовными правоотношениями в РФ, то мы будем выделять их в качестве преступлений. Тем более что наделение конкретным наименованием не будет означать, что ‘petty misdemeanors’ будут полностью соответствовать российским преступлениям небольшой тяжести, поскольку при определении категорий преступлений законодатели разных стран используют разные критерии и даже по-разному оценивают действительную опасность деяния. Таким образом, категории ‘misdemeanors’ и ‘petty misdemeanors’ условно можно считать аналогами российских преступлений средней и небольшой тяжести. Соответственно, вместо перевода «мисдеминор», осуществленного методом транслитерации, к которому в отношении данного понятия зачастую прибегают отечественные переводчики, лучше использовать категорию, которая уже существует и широко известна в языке перевода. Именно такой перевод для лиц, которые ближе знакомы с российским законодательством, дает наиболее четкое представление о сути описываемого явления. Соответственно, все три степени ‘felonies’ будут охватывать преступления тяжкие и особо тяжкие, причем к особо тяжким можно отнести степени 1 и 2, так как именно их выделение специально подчеркивается в диспозициях отдельных составов преступлений. Из-за отсутствия дополнительного деления особо тяжких преступлений в российском законодательстве, для сохранения смысла переводимой нормы не остается иного варианта, как делать указание на степень тяжести при переводе. Так, например ‘felonies of the second degrees’ можно перевести как «особо тяжкие преступления второй степени».
В общей части уголовного права США можно встретить сложную конструкцию ‘mental disease or defect excluding responsibility’, дословно переводящуюся как «психическое заболевание или психический дефект, исключающий ответственность». Данный перевод, очевидно, не вводит адресата перевода в недоумение и весьма полно передает смысл данной категории, но является неудобным из-за чрезмерного использования языковых единиц при наличии весьма близкого аналога, а именно категории «невменяемость», существующей в российском уголовном праве. Поэтому, и в данном случае, целесообразнее использовать именно тот термин, который прочно устоялся в языке перевода.
Большая часть видов наказаний не вызывает особых проблем при переводе их наименований, хотя следует обратить внимание на то, что, например, термин ‘imprisonment’ также должен быть эквивалентен официально закрепленному в российском законодательстве «лишению свободы», а не обывательскому, хотя и более этимологически соответственному «тюремному заключению». Также могут возникать вопросы при переводе видов наказаний, не применяющихся в РФ, например, по причине отсутствия в российском законодательстве практики привлечения к уголовной ответственности юридических лиц. Так, длинное наименование ‘forfeiture of corporate charter or revocation of certificate authorizing foreign corporation to do business in the state’ дословно можно перевести, как «аннулирование корпоративного устава или сертификата, разрешающего иностранной корпорации вести дела в государстве», но, исходя из смысла нормы, закрепленной в статье 6.04 Модельного уголовного кодекса США, можно увидеть, что результатом применения данной меры является прекращение деятельности организации. Поэтому, исходя из того, даже российскому гражданскому законодательству неизвестен термин «аннулирование устава», данный вид наказания правильнее представить как «принудительное прекращение деятельности организации или запрет на деятельность в стране иностранной организации», а уже в диспозиции данных норм будет непосредственно отражено, каким образом деятельность будет прекращена.
Еще одна категория, которая в англоязычной терминологии именуются ‘justification an affirmative defense’, также не требует дословного перевода по причине того, что согласуется с устоявшимся в российском законодательстве наименованием «обстоятельства, исключающие преступность деяния». Большинство обстоятельств являются практически идентичными в обоих государствах, хотя и обладают собственной спецификой. Так категории, предусмотренные Модельным уголовным кодексом США, - ‘use of force in self-protection’и ‘use of force for the protection of other persons’, соответствуют лишь одной в российском законодательстве - «необходимая оборона». Поэтому к основному термину, используемому при переводе, необходимо добавить «в отношении самого обороняющегося» или, соответственно, «другого лица», что будет также согласовываться с положениями Постановления Пленума Верховного суда РФ о необходимой обороне[2]. При этом стоит обратить внимание на то, что тесно связанная с двумя вышеназванными категория ‘use of force for protection of property’ при переводе не может получить наименование «необходимая оборона», так как в РФ не предусмотрено применение насилия при защите от посягательств на имущество в качестве обстоятельств, признаваемых необходимой обороной. Так, придя к выводу, что у данной категории нет аналога в российском законодательстве, можно обратиться к переводу, который не будет строго согласован с терминологией языка перевода, главной задачей которого будет сохранение смысла термина, например, таким может являться «применение насилия с целью защиты имущества».
Из всего вышеназванного можно сделать следующие выводы. Для того чтобы перевод иностранной терминологии был осуществлен максимально точно, необходимо согласовывать её с той, которая используется в национальном законодательстве. Так, при наличии близкого синонима в законодательстве языка перевода, необходимо использовать именно его. Если иностранный термин не полностью согласуется с тем, который используется в отечественном законодательстве, то к термину языка перевода могут быть присоединены иные языковые единицы, которые будут конкретизировать описываемое явление. Если в законодательстве языка перевода нет близких аналогов явления, о котором идет речь, то перевод осуществляется без опоры на конкретный термин, но ограничивается рамками лексики, по стилистике соответствующей законодательству языка перевода. При этом он должен быть направлен на достижение такой цели, как передача максимально точного смысла, вкладываемого в конкретный термин.
Переводу терминологии общей части уголовного права следует уделять повышенное внимание, так как, исходя из наименования конкретного явления, адресат перевода должен получать максимально четкое представление о нем, а без полного понимания положений общей части, никогда нельзя до конца понять смысл особенной.
[1] Cм: American Law Institute. Model Penal Code: official draft and explanatory notes: Complete Text of Model penal Code as Adopted at the 1962 Annual Meeting of the American Law Institute at Washington, D.C., May 24, 1962. Philadelphia, Pa.: The American Law Institute, 1985. xxv, 290 pp.
[2] Cм: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27 сентября 2012 г. № 19 «О применении судами законодательства о необходимой обороне и причинении вреда при задержании лица, совершившего преступление». Режим доступа: URL: http:// www.garant.ru/ (дата обращения: 28.02.2018).